Дело Мотапана - Фортуне де Буагобей

— Я думал, что он поселился в Соединенных Штатах.

— Он действительно уже пять лет живет в Сан-Франциско, у него большое состояние. В Париже он пробыл две недели, а утром едет в Гавр. Он бросился мне на шею, и мне пришлось с ним обедать. В половине девятого мы закончили, и он буквально потащил меня к себе в гостиницу. Было еще слишком рано ехать к маркизе де Вервен, и я поехал с Кордье.

— Ты, наверно, проводил его до вокзала?

— Имел такую слабость.

— Как это на тебя похоже!

— Вы можете доказать, что провели вечер именно так? — спросил комиссар, слушавший этот рассказ с пристальным вниманием.

— Да. Метрдотель в «Английской кофейне» знает меня и вспомнит, что сегодня я был там до половины девятого. Потом… А! Потом мы сели в фиакр на бульваре, но в гостиницу не заходил. Я ждал Кордье в фиакре. На вокзал мы приехали слишком рано, и я прогуливался с ним по залу ожидания. Кордье просил меня передать тебе поклон и извиниться, что не заехал к тебе: он не знал, что ты в Париже, — обратился Дутрлез к Куртомеру.

— Я на него не сержусь, — ответил Жак, — но, откровенно говоря, ты напрасно позволил ему себя увезти. Тебе следовало бы больше думать о другой особе.

— В котором часу господин Кордье уезжает из Гавра? — спросил полицейский комиссар Дутрлеза.

— Кажется, пароход отходит вечером.

— Стало быть, ваш друг получит телеграмму, которую я пошлю ему утром?

— Да, конечно, только я забыл спросить, где он собирается остановиться.

— Не важно. Его найдут, если я дам телеграмму моему товарищу в Гавр.

Это замечание заставило вздрогнуть Куртомера. Он закричал:

— Как! Вы намерены дать ход этому глупому делу?

— Я должен это сделать, — довольно холодно ответил комиссар, — я обязан исполнять приказания.

— Надо быть глупцом, чтобы поверить, будто Дутрлез убил Мотапана! Ручаюсь, что этот негодяй находится в добром здравии!

— Теперь вы позволите выслушать слугу господина Мотапана? — перебил его комиссар, не обращая внимания на резкость запальчивого Жака.

Пока Дутрлез говорил, Али не шевелился: он слушал, скрестив руки на груди и высоко подняв голову, с насмешливой улыбкой на губах.

— Что вы знаете? — спросил комиссар.

— Я должен прежде всего сказать, что занимало мысли господина барона, — ответил Али без колебаний. — Он думал, что господин Дутрлез отомстит ему за одно сказанное им слово. Он повторял мне: «Если со мной что-нибудь случится, то, наверно, это сделает он».

— Довольно, переходите к делу. Что случилось сегодня?

— Сегодня после полудня, незадолго до четырех часов, барон сказал, что идет на четвертый этаж к господину Дутрлезу, который звал его к себе…

— Это грубая ложь! Я ни словом не перемолвился с господином Мотапаном с той ночи и не писал ему. К тому же барон считает меня врагом.

— Еще бы! — воскликнул Куртомер.

— Продолжайте, — велел комиссар слуге.

— Барон вернулся через двадцать минут. Он был очень взволнован и сказал: «Меня оскорбили, и я дерусь сегодня в Нельи. Я ухожу за секундантом. Я не верю в честность Дутрлеза и боюсь, что он устроит мне ловушку».

— Он сам расставил бы тебе ловушку, милый Альбер, если бы ты согласился на свидание, — проворчал Куртомер.

— Тогда, — продолжал Али, — барон написал письмо, потом оделся в черное, приказал принести две шпаги, положить их в ящик и отнести в фиакр, за которым он меня послал. Перед отъездом он отдал мне письмо и приказал ровно в девять часов отнести его в суд… если он не вернется.

— И вы его больше не видели?

— Нет!.. Наверно, он погиб.

— Почему же вы не поехали с вашим господином в Нельи? — спросил комиссар. — Вы, как я вижу, очень к нему привязаны и знали, что ему грозит опасность.

— Я умолял его позволить ехать с ним, но он запретил. И потом, я знал, что он только мне доверит отнести письмо. Я исполнял свои обязанности.

— Вашей обязанностью было дать знать об этом полицейскому комиссару квартала. Но вы хотя бы можете сказать, кого господин Мотапан взял в секунданты?

— К несчастью, я этого не знаю.

— Но вы знаете его друзей.

— Нет, они сюда не приходили.

— Нет, приходили, по крайней мере один, — возразил Куртомер. — Я встретил его внизу дня четыре тому назад, он разговаривал с консьержем. Это один бывший пират, которого я когда-то спас от смерти.

— Я никогда не видел этого человека. Мой господин никого у себя не принимал.

Куртомер хотел возразить, но не успел — вошел один из полицейских и шепотом сказал комиссару несколько слов.

— Господа, — произнес комиссар, отослав своего агента, — мой товарищ вернулся из Нельи. Сейчас я ознакомлюсь с результатами обыска на вилле господина Мотапана. Подождите меня здесь, я скоро вернусь, задам вам еще несколько вопросов, и на сегодня дознание будет закончено, — прибавил он, глядя на слугу.

После этих слов комиссар прошел в соседнюю комнату, и друзья остались наедине с Али. Они, впрочем, не собирались вступать с ним в разговор и отошли к окну.

— Можешь ты мне объяснить, — спросил Дутрлез, — чего добивается негодяй Мотапан своей нелепой выдумкой?

— Хочет доставить тебе неприятности! — ответил Жак.

— Ведь никто не поверит, что я его убил.

— Судьи не поверят, но публика… Станут говорить, что барон застал тебя в квартире графа и ты хотел закрыть ему рот. Свет любит небылицы. К счастью, у нас здравомыслящий комиссар, который не поверит этим глупостям. Производится дознание. Дом полон полицейских. Против тебя будут настроены все, даже граф де ля Кальпренед, которого приводит в ярость весь этот скандал.

— Даже его сын, — печально сказал Дутрлез. — Жюльен тоже настроен против меня.

— Я его образумлю… Ты спрашиваешь, к чему эти выдумки Мотапана? Чтобы помешать тебе жениться на мадемуазель Кальпренед. Ему отказали, и он не хочет, чтобы она вышла за другого.

— Вполне вероятно. Но, чтобы эту комедию приняли всерьез, Мотапан должен исчезнуть.

— Ну, я не удивлюсь, если этот старый мошенник решил исчезнуть навсегда. Он мог встретиться с тем мерзавцем, с которым, должно быть, раньше разбойничал, и эта парочка, возможно, сговорилась взяться за прежнее.

— Что ты! Мотапан — домовладелец.

— Ничто не мешает ему нанять управляющего и получать доход, даже если он сам обоснуется в Китае.

— А сокровища, которые он здесь спрятал? Неужели ты думаешь, что он их бросит?

— Граф сообщил мне вчера, что отослал барону ценности, находившиеся в тайнике в кабинете Жюльена. Я знаю от брата, что этот лунатик приходил в канцелярию за опаловым ожерельем и что украшение ему отдали.

— А я отослал ему камень.

— Ну, мой милый, тогда его спешка объяснима: корсар Мотапан собирается сняться с якоря и загружается припасами. Уверен, что здесь больше ничего нет, — заключил Жак, стукнув кулаком по тому месту, где находился тайник в квартире графа. — Сейчас скажу об этом комиссару.

Полицейский комиссар вернулся, по-прежнему серьезный, и держался он несколько холоднее, чем прежде.

— Ничего не нашли? — спросил без церемоний отставной лейтенант.

— Ошибаетесь, — холодно ответил комиссар, — на вилле господина Мотапана нашли следы его пребывания. Нижний этаж был освещен, на полу столовой валялись запачканные кровью шпаги.

— Мой бедный хозяин умер! — застонал Али, театрально взмахнув руками.

— Полно! Я уверен, что никакого трупа не нашли.

— Нет, — подтвердил комиссар, — но в саду нашли следы, которые ведут к калитке, выходящей на берег. Дом стоит у реки.

— Конечно! — воскликнул Куртомер, расхохотавшись. — Мой друг Дутрлез, проткнув шпагой несчастного, взвалил тело на плечи и поволок его к Сене! Дутрлез очень силен и ловок, посмотрите!.. Он в черном фраке и белом галстуке, и на его одежде нет ни складочки, даже лакированные ботинки не запачканы.

Комиссар с трудом сохранял серьезность, и Жак догадался, что этот благородной души человек считает себя обязанным делать вид, будто ревностно выполняет приказание начальства.

— Господа, — сказал полицейский, — я просил своего коллегу написать доклад об обыске. Здесь мне делать больше нечего. Не угодно ли вам последовать за мной? Дознание будет завершено завтра.

— Не думаете ли вы, — спросил его Куртомер, — что не худо бы узнать, что барон сделал с сокровищами, которые прятал в стене? Его верный слуга мог бы вам помочь.

— Если вы говорите о шкафе в стене, где барон иногда прятал драгоценности, — произнес кроткий Али, прежде чем его спросили, — я могу показать его господину комиссару. Шкаф пуст, — господин барон все поместил в банк.

— Хорошо, — обратился комиссар к слуге, — завтра вас допросят, не отлучайтесь из дома. Пойдемте, господа, — сказал он, проходя в первую комнату.